Царствование Федора Алексеевича. Ч.1. / Е.Замысловский. - СПб., 1871. - 216 [LXV] c.

Иностранная литература о России в конце XVII ст., как известно, весьма обильна сочинениями. Они, по характеру изложения, по степени важности и достоверности находящихся в них известий, могут быть разделены на несколько отделов, во первых должно указать на полные описания страны и народа, населявшего Московское государство, и во вторых на донесения послов и частные письма; затем особый отдел составляют те иностранные сочинения, в которых известия о событиях, касающихся Московского государства, не писаны очевидцами, а составлены на основании источников, о которых мы сейчас упомянули. При таковом разделении критическая оценка иностранных сочинений в значительной степени облегчается: является возможность отделить достоверное от недостоверного, свидетельства очевидцев от свидетельств тех лиц, которые передавали о каком-нибудь событии по слухам или, умолчав об источнике, заимствовали свой рассказ из какого-нибудь другого сочинения. Одно только сочинение в ряду других иностранных сочинений о России стоит особняком и не вполне подходит под какой-нибудь из указанных нами отделов - это дневник Гордона, представляющий драгоценный и один из наиболее важных источников для истории Турецкой войны в царствование Федора Алексеевича. (С.202.)
Между источниками иностранными во второй половине XVII в. получают особенное и, может быть, наиболее важное значение донесения послов. Таковое значение их находится в связи с характеристическими чертами политической истории России второй половины XVII в. Московское государство в это время обращало на себя внимание иностранцев не только как страна, девственная природа которой невольно поражала западного Европейца, и население которой резко отличалось своей религией, своими нравами и бытом от населения государств Западно-Европейских, не только как явление, по своей оригинальности и новости любопытное для наблюдателя; иностранцы в последней четверти XVII ст. начинают деятельно следить за событиями в Московии, в виду ее возраставшего политического значения, в виду того влияния, которое она могла оказывать на отношения государств Западно-Европейских, разделенных на несколько враждебных между собою политических союзов. Послы иностранные в последней четверти XVII в. начинают чаще, чем прежде, посещать Москву, и каждый из них старается здесь о том, чтобы расположить московское правительство в свою пользу и известить посольский приказ о политических событиях дня в выгодном для своего государства свете. (С. 208-209)

Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. - СПб., 1900. - 650 с.
Настоящее издание Археографической Комиссии содержит в себе текст и перевод анонимного «Исторического рассказа» (Historisch Verhael), излагающего историю посольства Кунраада фан-Кленка и дающего картину быта и внешних отношений России непосредственно перед эпохою преобразований. Подлинник издаваемого сочинения до сих пор был сравнительно мало известен; не указан был в Русской исторической литературе и самый автор его - Бальтазар Койэт или Койэтт, происходивший из видного Нидерландско-Шведского дворянского рода, небезызвестного и в России.
Большая часть издаваемого сочинения не что иное, как поденная записка о приключениях посольства, которое в 1675 году было отправлено Нидерландским правительством в Москву с тою целью, чтоб убедить Московского царя примкнуть к коалиции против Людовика ХIV и его союзников. (С. 5).
Лишь только он [Алексей Михайлович] скончался, как старший сын его, теперь царь Федор Алексеевич, лет приблизительно пятнадцати, боярами, находившимися при царе, был препровожден в большой зал и здесь в царских регалиях посажен на царский трон. Он поцеловал крест и, вслед за тем, вельможи и бояре принесли новому государю и царю присягу в верности, целуя крест, который держал в руках патриарх или праотец. Целую ночь продолжалось присягание всех дворян, стольников и разных дворцовых служителей. Посланы были гонцы во все концы государства; все иностранные офицеры и чиновники, обязанные присягать, призваны были во дворец, где они принесли присягу перед двумя Московскими проповедниками, одним реформатским и другим лютеранским. Это произошло часов в 11 ночи. (С. 431-432)

Сильвестра Медведева созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве / с предисл. А.Прозоровского. - М., 1894. - 197 с.

Здесь Сильвестр говорит о последних двух годах царствования Федора Алексеевича; в частности, здесь излагаются следующие события: мир с Турками в 1681 г.; обращение инородцев в христианство; дела о местничестве (очень подробно); возвращение патр. Никона из заточения и торжественное погребение его; указ о замене охобней кафтанами для придворных чинов; несостоявшийся проэкт учреждения на Руси 12 митрополий и 70 епископий и, вероятно, по поводу этого - перечень наличного состава русских иерархов с последними в нем переменами. (С. XL.)
В лета от мироздания 7189 г., идущу ему, лету, от начала дней царства благочестивейшего великого государя царя и великого князя Федора Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, иже б зело в благочестии ревнитель и всякого добра и благочинства в государстве своем истинный желатель, по многих войнах и великих бранех с Агаряными, внуки махометанские проклятые веры, с салтаном турецким Махметом постановлен бысть мир на 20 лет. А от рождения своево в то время имяше он, государь, 20 лет. (С. 17)

Дневник генерала Патрика Гордона, веденный им во время его шведской и польской служб от 1655 до 1661 г. и во время его пребывания в России от 1661-1699 г. Ч.2: 1661-1684 / пер. с нем. М.Салтыковой. - М., 1892. - 245 с.

[1678 год]

23-го Гордон был допущен к царской руке, так как вскоре должен был уехать. Он и лично просил царя, и подал прошение о назначении ему полного жалования. Ему было сказано, что он получит на то приказ.
28-го после многих просьб ему было наконец назначено царем 100 руб., которые он должен был получить в Хлебном приказе.
29-го царь кроме его прежнего драгунского полка назначил под его начальство стрелецкий полк в 1000 человек, набранный в украинских городах.
Так как боярин князь Григорий Ромодановский должен был уехать из Москвы, то Гордон явился к нему и на другой день получил в Семеновском указе о выступлении. Боярин настоятельно говорил ему по возможности ускорить отъезд в Чигирин.
Получив годовое жалование как себе, так и своим офицерам частью в Москве наличными деньгами, частью в виде предписания в Севск, соболя за полгода, барабаны и другие вещи, необходимые для драгунского полка, Гордон откланялся думным боярам (the ruleing Boyars) и тайным царским советником, (geheimen Räthen) и распростился с друзьями в слободе.
1-го февраля рано утром Гордон выехал из Москвы; ночь он провел в 35 верстах от нее в Пахрах. (С. 127-128)

Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 году. - М., 1891. - 203 с.

Это была обширная палата, коей свод по середине поддерживался колонной, которая и мешает поставить княжеский трон по середине, почему он и был поставлен предшественниками князя в стороне.
Этот трон хотя и невелик, но драгоценен; состоит он из 4 украшенных разными изображениями позолоченных колонн; верхняя часть похожа на кровлю или свод, кончаясь конусом, и замечательна как пышностью, так и ценностью. На верху трона - орел двуглавый, с коронами на обеих головах да, кроме того, над этими коронами высилась по середине еще третья; это княжеский герб, часто встречавшийся нам в иных местах во время путешествия по Московии на верху башен и зданий.
На этом троне высоко восседал великий князь московский. Величие его, к удивлению присутствовавших превосходило его возраст (ему было 18 лет); голову князя украшала блиставшая шапка, поверх коей была золотая, богато украшенная дорогими каменьями и другими драгоценностями корона; в руках был княжеский скипетр. Кафтан (tunica) на который от чрезмерного блеска (я стоял близко) нельзя было пристально смотреть, был столь роскошен, что и после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору что о нем. Верхнее одеяние (раludamentum), накинутое как мантия, так блистало алмазами и жемчужинами, что московского царя, красовавшегося в этом убранстве, назвали убранным звездами солнцем(!).
По сторонам трона стояли четыре служителя с оружием, изображение коего прилагается здесь, и великий маршалок, по имени Долгорукий, через которого князь говорил с послами. Остальную часть палаты наполняли сановники и прочая знать числом свыше 50. Наряды их, казалось, затмевали один другой. (С. 51-52)

Государи из дома Романовых 1613-1913: жизнеописания царствовавших государей и очерки их царствований / под ред. Н.Д. Чечулина. - М., 1913. - 407 с.

О характере и личности Федора нам мало известно. Из позднейшего рассказа Петра Великого мы знаем про страсть его к лошадям. Петр в одном из укоризненных писем к сыну Алексею порицает его за его неохоту к военному делу и выражает опасение, что и подданные потеряют к этому делу охоту. Подчиненные, по словам Петра, в своих вкусах и склонностях всегда следуют вкусам и склонностям начальника. В доказательство этой мысли царь и приводит воспоминание о своем старшем брате. «Аще кладешь в уме своем, - пишет он сыну, - что могут то генералы по повелению управлять; но сие воистину не есть резон; ибо всяк смотрит начальника, дабы его охоте последовать, что очевидно есть; ибо во дни владения брата моего, не все ли паче прочего любили платье и лошадей?... Спроси всех, которые помнят вышеупомянутого брата моего, который тебя несравненно болезненнее был и не мог сам ездить на досужих лошадях, но имел великую к ним охоту, непрестанно смотрел и перед очми имел; чего для никогда бывала, ниже ныне есть такая здесь конюшня». (С. 146)

Портрет царя Федора Алексеевича. (Архангельский собор)
// Снегирев И. Памятники Московской древности, с присовокуплением очерка
монументальной истории Москвы и древних видов и планов древней столицы. - М., 1842-1845.

Повествование о московских происшествиях по кончине царя Алексея Михайловича, посланное из Москвы к Архиепископу Коринфскому Франциску Мартелли, Флорентинцу, Нунцию Апостольскому при Иоанне III, Короле Польском, найденное, переписанное с подлинника и изданное Севастианом Чьямпи.

<…> Отец их [Алексей Михайлович], Государь Московский, призвавши Артемона [Матвеева], на смертном одре просил у него совета, которого из сыновей прежде своей кончины назначить Государем Московским, и которому из трех передать свой скипетр. Артемон советует ему, обошед старших сыновей, Федора и Иоанна, вручить правление младшему из них, Петру <…>
<…>... помнишь, Государь, говорил он, как Федор, будучи по тринадцатому году, однажды сбирался в подгороды прогуливаться с своими тетками и сестрами в санях. Им подведена была ретивая лошадь: Федор сел на нее, хотя быть возницею у своих теток и сестер. На сани насело их так много, что лошадь не могла тронуться с места, но скакала в дыбы, сшибла с себя седока, и сбила его под сани. Тут сани всею своею тяжестью проехали по спине лежавшего на земли Федора, и измяли у него грудь, от чего он и теперь чувствует беспрерывную боль в груди и спине; вероятно, он проживет недолго, а потому не может быть и Государем нашим.
// Журнал Министерства народного просвещения. - 1835. - Январь. - С.71 -72.